Честь народного избранника

Федор Михайлович Шуйский был честным человеком. Об этом он говорил очень часто и обычно не к месту. Любимым выражением Федора Михайловича было: "Если бы у тебя была моя совесть, ты бы еще подумал, прежде чем такое говорить". Обычно данная фраза произносилась по поводу долга, который Федор Михайлович по неизвестным причинам кому-то не вернул. По правде говоря, возвращать долги Федор Михайлович не любил. Не то чтобы он был жадным, такое при его духовных качествах было бы невозможным, но он считал, что возвращением долга он человека унижает, как-бы превращая его в алчного торговца. А ценой человека Федор Михайлович очень даже дорожил.
Жил Федор Михайлович в глубокой деревне, и соседями его были преимущественно люди невежественные, мир невидавшие. От их общества Федор Михайлович очень страдал, так как он сам был по произхождению горожанином. Единственным его добрым приятелем был еще один выходец из областной столицы - некий Зураб Иванович Меньшиков. Вместе с ним Федор Михайлович решал многие вопросы современной России. У Зураба Ивановича был весьма интересный взор на внутренние и внешние проблемы их общей родины, который красочно пополнял постреаличтические взгляды Федора Михайловича.
Зураб Иванович придерживался теории, что весь мир произошел в Саратовской области. Он был способен часами прояснять свою теорию любому въезжему солдату, так как сам с молодости был любителем разных войн. Конечно, самому Зурабу Ивановичу так и не разу побывать в Саратовской области не случалось, но однажды вся мировая история ему приснилась во время болезни гриппом. Поэтому он усердно утверждал, что в поселке Гулькино в двухстах верст от Саратова еще по сей день возможно встретить людей, которые сохранились во времен мирового потопа. А сам потоп произошел изза небывало для мира столпотворения диких голубей после свадьбы дочери Гулькинского старейшего мага. Федор Михайлович придерживался мнения, что в теории Меньшикова проглядывали некоторые гениальные мысли, но большая часть его утверждений была лишь бредом безумного старика. Однако это свойство, присущее Зурабу Ивановичу, не делало его менее ценным собеседником. В своей долгой жизни Меньшиков успел проглотить несчетное количество разных книг об оккультной истории мира, и существенная часть этой информации все еще находилась в нем.
Когда произошла смена власти, реакция Федора Михайловича на это проишествие была весьма сдержанней. Прежняя ситуация его устраивала только частично, но и новая обстановка ему пришлась не совсем по душе. Генерал Подшипник, хоть и в молодости был Федору Михайловичу хорошим другом, за эти годы успел стать совсем другим человеком. А необходимость каждый раз перед выходом из дома звонить в сельский обком имени Гулашкина он считал простым издевательством над старым и честным человеком, которому и так в такие тяжелые и грязные дни приходилость не сладко.
Завком Попушкин был человеком странным. Иногда он незванным приезжал к Федору Михайловичу и требовал чаю. Напиток это, конечно, полезный, но почему именно у Федора Михайловича его хотел Попушкин пить, для посторонних людей оставалось секретом. А еще Попушкин верил в сказки о Серёжке Морозове и добром старике Гогниеве. За то народа своего он побаивался и без охраны из дому не выходил. На это у Попушкина были весьма веские основания, так как в былые времена он считался в селе дурачком, и ему часто доставалось от более рослых и весистых соседских юношей. Как такое произошло, что именно Женя Попушкин стал завкомом, а более умелые его однолетки спились и ни на что значимое даже надеяться не могли.
Однажды во времени внеочередного чаепития завком Попушкин высказал Федору Михайловичу весьма странное предложение. "Федор Михайлович", сказал он, похрустывая овсяное печение, "Вы знаете, что я к Вам испытываю очень большое уважение. Когда Вася Уваров хотел Вас прогнать из нашей деревни и пристрелить в спину, я возвразил ему, ссылаясь на Ваш жизненный опыт, который когда-то может и нам пригодиться. Вот сегодня этот день и настал. Вы наверняка слышали о новом повороте в нашем движении, инициатором которого является его святейшество маршал лучшей армии галактики Василий Петрович Подшипник. Вот эта новая линия просит от каждого гражданина максимальной самоотдачи в поднятии уровня жизни. Так как Вы не являетесь работником производства военного оборудования, от Вас нельзя требовать героизма Сергея Морозова и его бригады, но и Вы можете значительно помочь своей родине не словом, а делом. Движению, конечно, известна Вам присущая честность, о ней доложено и самим верхам. Поэтому я к Вам и обращаюсь. Однако запомните, и это является наиважнейшим аспектом в данной ситуации, что я тут к Вам не пришел как представитель Власти и что в руках моих нет оружия, а Тимофей и Кирилл не ялвяются моими телохранителями, а лишь моими товарищами по чаепитию. Вы не считаете мои слова угрозой, потому что угрозы в них нет. И так, не согласитесь ли Вы стать моим личным совгормосполом? Место хорошее и родине необходимое. Конечно, Вам придется немного изменить свой образ жизни, но дело, как говорится, стоит рубля и семи копеек. Вы еще подумайте".
После ухода завкома Федор Михайлович долго размышлял над его предложением, но так и к особому выводу не пришел. Слово "совгормоспол" ему казалось когда-то слыханым, но вспомнить его существа он так и не сумел, а другие слова Жени Попушкина ему казались совсем непонятными. Поэтому приходу Зураба Ивановича он обрадовался более весомо, нежели обычно, так как положился на его знания поппулярной терминологии. На заданный Федором Михайловичем вопрос по поводу этимологии слова "совгормоспол", Меньшиков ответил прямо как энциклопедия: "Слово "совгормоспол" появилось в середине 20-го столетия в книгах тогда малоизвестным писателем Евгением Максимовичем Щидкиным. Применялось кучно, но не к месту. Смысл слова неизвестен".
"Эх, как хорошо, что я такой честный", сказал Федор Михайлович, подавая Меньшикову чай, "так что же ты говорил про Самарскую область"?